Шумова Юлия.
Профессиональный путь незрячего юриста и ученого.
Шаг шестой.
Фронтовик дед Ваня. Надо начинать все заново. Работа со студентами из отряда милиции особого назначения. Бомбоубежище. Я силой распахиваю дверь. Работа во втором институте. Это всего лишь разминка, перед по-настоящему важным и сложным.
Аудиоверсия читает Инесса Зайцева
Мы готовились к встрече 2010-го, завершая работу в филиале, и собирались передать текущие дела правопреемникам. Коллеги из головного ВУЗа, все как один, наотрез отказывались ехать в Тмутараканск. Они ссылались на частые песчаные бури, плохо устроенный быт, удаленность от цивилизации и сложность выполнения задач. Как на самом деле там жилось, они не знали, мы никому не рассказывали. Однако преподавателям было достаточно того, что они сами видели. «Мы не для того защищали диссертацию и получали учёные степени, чтобы потом ехать в глубинку и собакам хвосты крутить». Мне было очень досадно слышать такие заявления коллег. Как будто я получала эти степени только для того, чтобы по-научному грамотно, с особым пониманием дела пятаки поросятам начищать и овец стричь. Коллеги продолжали приезжать только на сессии.
Сессии для некоторых длились всего один день. По расписанию преподаватель должен пять дней трудиться: читать лекции, вести семинары и зачеты принимать, а наш «самоотверженный» труженик науки уже вечером первого дня пойдет в столовую пообедать и пропадет. Ладно хоть позвонить не забудет из машины, откуда-нибудь с автомагистрали: «Юлия Владимировна, меня не теряйте, пожалуйста, у меня кошка рожает». Или выдумает еще что-то более нелепое. Я ему в трубку: «Алексей Борисович, Вы свои вещи забыли, командировочные листы надо подписать, да и как же экзамены?» «Ой, вы не беспокойтесь, пожалуйста, вещи я уже забрал, а командировку Методистка Леночка подписала. А экзамены – скоро приеду из Челябинска и приму. Скажите студентам, чтобы добросовестно готовились. Я ух как строго принимаю. Ну, всего доброго. Я уж не вернусь. Тут видите, какое дело…»
Конечно, добросовестных преподавателей тоже было много. Последние особенно вызывали уважение и чувство благодарности. На общих заседаниях кафедры декан настойчиво уговаривал своих сотрудников заменить меня в филиале. «Юлия Владимировна скоро в декретный отпуск уходит, а мы просто потеряем филиал. Нам нужна крепкая хозяйская рука и мозги высококвалифицированного специалиста. Нам с таким трудом далось это дело! Юлия с мужем, как настоящие стахановцы от науки, с лопатой в чистом поле посеяли семена просвещения. Надо удержать позиции и продолжить нести образовательную функцию в темные народные массы, самоотверженно служить Родине и отбить натиск корыстолюбцев и негодяев, как это сделали наши ребята. Надо перехватить у них эстафету образования, и, высоко подняв знамя над головой, продолжить шествие к просвящённому будущему».
Коллеги фыркали, вздыхали и отмалчивались. Видимо, патриотические лозунги декана никого не пронимали.
Пока шли горячие споры в ВУЗе, кто меня заменит, мы с Сашей уже месяц жили в пансионате для престарелых. Поначалу я заехала туда со слезами, но через неделю проживания бок о бок с ветеранами труда и Великой Отечественной войны поняла, как нам повезло. Корпус был маленький, зато очень уютный. Собственная котельная, а потому всегда горячая вода и батареи. Столовая под боком, и крепко-накрепко закрытые двери. Пенсионеры оказались очень бдительными и были всегда начеку. Конечно, они не могли знать о посягательствах на нас Зонтиковой и ее приспешников, но двери постоянно держали на замке.
Мы жили на втором этаже. В комнате чайник и телевизор. Ветераны по вечерам устраивали посиделки. Пели военные песни, а потом пускались в пляс. Одному девяностолетнему деду стало плохо. «Врача!» – донесся снизу пронзительный крик одной из пожилых постоялиц. Саша со всех ног кинулся в медпункт за дежурной медсестрой. Дед оклемался и на следующий день принес нам шоколадки.
«Зовите меня просто дедом Ваней. Я вот такой, как вы, под Москвой сражался. Совсем пацаном несмышленым был. Однажды мне друг говорит: «Убьют меня, Ваня, скоро. Выстрелом в лоб убьют. Вот сюды»» – дед начертил пальцем мне на лбу кружок. «Тьфу, дед Ваня, Вы что делаете?!! – возмутилась я, – а ну-ка, поплюйте и сдуйте с меня свои страшные рисунки. Нечего на мне такие страсти показывать!» «Куды поплевать, Юлюшка, на тебя чо ли? Тфу! Тфу! Тфу, ты моя голубушка! Войны то нет, чего боятся?» «Да, ладно, дед Ваня, дорасскажи, пожалуйста, что дальше то было?» «Так вот слушай, чего перебиваешь? Так правда его и убили. Когда тот вместо меня в ночной караул заступил. Прямо кудыть показывал, тудыть пуля и угодила. Эх, Юлюшка, моя ты голубушка! А тебе все тьфу, да тьфу. Вот тебе дед Ваня еще не такое расскажет. Ну что, будешь слушать?»
Однажды вечером мы возвращались с работы. Вдруг нас обгоняет бодрой походкой дед Ваня, а в пакете что-то гремит. Я специально нахмурила брови и строго так говорю: «Дед Ваня, а ну-ка покажи, что у тебя в пакете бренчит? Бутылки наверное?» «Ох, моя ты голубонька, это фронтовые сто грамм, не больше. Мне на день рождения разрешили чуток с товарищами. Как-никак 93 завтра». Я засмеялась и стала его поздравлять.
«Ох, Юлька, хулиганка ты. Так меня напугала. Озорница! Если бы не замужем была, женился бы на тебе. Вот ей-Богу, женился бы. Не веришь? Ну что опять хихихи—хихихи, истинный крест тебе говорю».
О мадам Зонтиковой и ее покровительственных друзьях вообще ничего не было слышно, как будто их и вовсе не существовало. Замены нам так и не нашли. Одна аспирантка с мужем попробовала встать у штурвала, но ее быстро сняли и кем-то заменили. А потом эту замену снова заменили, на сей раз местным хирургом: и пошла-поехала череда часто сменяющих друг друга незнакомых мне людей. В конце концов, я потеряла им счет, да и какой мне интерес с этого счёта! Мы здорово натерпелись в той глуши. Пора было возвращаться в город, насовсем!
Мы с Сашей теперь жили в Челябинске и работали в головном ВУЗе. Филиал все-таки закрыли из-за политических неурядиц и отсутствия единой системы руководства. Он перешел на дистанционную форму обучения. Всё начальство и преподаватели в Челябинске. В моей истории с филиалом была поставлена жирная точка, которая совсем скоро обернулась жирной запятой. Но не буду забегать вперед!
До выхода в декретный отпуск оставалось всего несколько месяцев. Мне поручили вести две дисциплины у ребят из отряда милиции особого назначения. Ездить нужно было к ним в подразделение. Еще несколько предметов дали у энергетиков. Почти одни мальчишки, хулиганье. На кафедре головного ВУЗа отношения у меня ни с кем не складывались ни дружеские, ни деловые. Я каждой клеточкой чувствовала свою чуждость коллективу. Приходилось всё начинать с нуля. Мою незрячесть коллеги тоже воспринимали с трудом.
Зайду, бывало, на кафедру, поздороваюсь, а в ответ молчание. Наверное они кивали или еще как-то отвечали без слов. Помещение маленькое, тесное. Здесь зрячие еле-еле расходятся. Я же постоянно на что-нибудь натыкалась или наступала. Коллеги недовольно языками цокают, хмыкают и отсаживаются подальше, чтобы их не задела.
Надо лист фактического присутствия подписать, да кто бы мне ещё его подал! Я жду бумагу, ручку приготовила. Но, когда очередь доходит до меня, коллеги никак об этом не оповещают, выдерживают молчаливую паузу, а потом передают листок следующему. А я всё жду возможности поставить эту злосчастную галочку, не понимая, что моя очередь давно прошла. Пересилив смущение и обиду, я стала просить коллег подавать предметы мне в руки.
Коллеги толкнут листочек по столу и отойдут. Рядом со мной мало кто садился. Как мне было понять, в каком месте нужно поставить подпись или выполнить необходимые действия, если коллеги со мной общаются жестами, мимикой, взглядами?
С горечью стала осознавать, что попала во враждебную стихию. Отношение почти как к прокаженной. Мне было тяжело вникать в суть работы новой кафедры. На мои просьбы объяснить, в чем дело и каковы мои задачи, коллеги бормотали нечто маловразумительное и отворачивались. Расписание тоже было очень неудобное. Пара, а потом «окно». Затем опять пара полтора часа и снова «окно». Если без «окон», то в разных корпусах: один через улицу от другого. Десять минут перемена. За это время надо успеть перебежать из корпуса в корпус. Я просила диспетчеров по возможности ставить мне пары в одном здании, но ответ работников поражал непреклонностью: «Если каждый будет такие условия требовать для себя, что здесь начнется? Вас много, и мы не сможем под каждого подстроиться». «У меня особая ситуация. Причины вполне объективные, пожалуйста, войдите в мое положение». «У каждого свои причины и каждая из них уважительная» – не уступали сотрудники диспетчерской.
Я была новичком в этом огромном образовательном мире и никак не могла вклиниться в новую систему ценностей и правил. Было ясно только одно: вежливостью и скромным поведением ничего не добьешься. Иногда надо стукнуть кулаком по столу и гаркнуть. А иначе тебя не услышат, и неповоротливая система безжалостно раздавит, как мошку.
Нет здесь понятия «инвалид» или «человек с ограниченными возможностями здоровья». Здесь есть только сотрудники, винтики этого массивного механизма. И бракованную деталь могут в любую минуту заменить. Поэтому ты должен либо сам себя отремонтировать и качественно выполнять нужную функцию, либо тебя выкинут из системы и заменят новой, более пригодной деталью. Я это хорошо усвоила. Я же хочу получать заработную плату, соответствующую моей квалификации и званию! Тогда стоит ли ссылаться на особые обстоятельства? Наверное мне могли бы нанять ассистента, но с вычетом из зарплаты, что тоже вариант не ахти. Мне пришлось переступить через себя и перестроить мысли на другой лад.
Вспомнилась пословица «Хочешь стоять на месте – беги». Пусть сейчас я уступлю, подстроюсь под систему, но настанет время, когда работодатель оценит мой вклад, уникальность навыков и сам будет готов подстраиваться. Но сколько придётся ждать, я не знала!
А пока привыкаем и отращиваем когти. Они у меня и так отросли за время жизни на периферии, но здесь, как оказалось, они должны быть еще длиннее и острее. Надо научиться выживать и в таких суровых условиях.
Со студентами мне работать нравилось. Моим неизменным другом был ноутбук с наушниками. Мне давали вести до тридцати групп различных факультетов, которым я преподавала правоведение, конституционное право, земельное право, историю государство и права России и зарубежных стран, и многое, многое другое. В группе по 25-30 человек. Фамилии и оценки заносила в компьютер. Говорящая программа JAWS озвучивала всё, что происходило на экране. Я работала легко и быстро. Создала игровую форму получения оценок. Кто наберет 100 баллов, тот будет сдавать экзамен по тестам. Кто не перешагнет 50-бальный рубеж, тому устно отвечать на три вопроса в билете.
Саша создал сайт, на котором размещались текущие результаты работы. Самая сильная группа недели отмечалась кубком, и все игроки одевались в желтые майки лидера. Кубок был переходящим, и все студенты с азартом в интернете следили за его передвижением. За плохое поведение минус десять баллов. По голосам я мало кого различала, так как студентов было у меня огромное количество. Приходилось улавливать звуки и делать перекличку. Слушаю голос, который так надоедливо бубнил, думаю: Ага, вот ты где, нарушитель порядка!» Некоторые хитрили и молчали. Таких онемевших приходилось заносить в список отсутствующих и ставить неявку. Академический пропуск без уважительной причины – что может быть хуже! Мальчишки специально сделают тоненький голосок, и тогда окончательно становится понятно, кто хулиганит. «Минус десять баллов из рейтинга за плохое поведение» «Как! Юлия Владимировна, я с таким трудом их заработал, умоляю, простите, я больше так не буду». На контрольные мероприятия приходили ассистенты. Я сама их нанимала и начисляла заработную плату.
Самым верным и бдительным помощником был Саша. Он прогуливается по аудитории, а потом подойдет к списывающему студенту и спокойно так спрашивает: «Юлия Владимировна, тут Петров списывает. Что делать?» Я на такие вещи не раздражалась: «Всё, для Вас экзамен на сегодня закончен. Приходите завтра или ищите меня по расписанию. Я всегда, когда в университете работаю, к Вашим услугам. Даже в перемену». Меня уважали и не боялись. Мне нравилось, что меня не боятся, а, напротив, считаются со мной .
Труднее всего было на поточных лекциях, где собиралось до 150 человек. Кто срывает лекцию, попробуй, разбери! Поэтому с некоторыми я договаривалась, чтобы, не называя имени, освобождали аудиторию. Без последствий, просто встали и ушли, дабы не мешать остальным. К сожалению, уходили редко, и, как только я начинала говорить, говорили вместе со мной или играли в шашки на задних рядах, громко раздавая друг другу щелбаны. Тогда единственным верным способом было пригрозить массовыми санкциями. Смирные сами выгоняли хулиганов. А те постоят чуть-чуть в коридорах и ползком возвращаются, делаясь тише воды, ниже травы. Или извиняются и дарят бумажные тюльпаны.
Пары проходили весело. Благодаря игровой системе и санкциям на пары ходили даже те, кто в принципе не учился. Так, зайдет какой-нибудь паренек и все ему аплодируют, смеются. «Ты какими ветрами сюда? Мы забыли, как ты выглядишь!» «Так пары Шумовой. У нее, говорят, бально-рейтинговая система и, самое главное, минус десять баллов из нулевого рейтинга мне не грозит».
Я каждую лекцию тщательно прорабатывала, стараясь сделать материал интересным и занимательным. Если это было невозможно, часто пересыпала скучную теорию красочными примерами и байками. На парах всегда был аншлаг. Я дорожила хорошим отношением студентов и старалась изо всех сил не утратить их доверие.
Особенно теплые воспоминания у меня вызывают ребята из отряда милиции особого назначения. Такие тихие и скромные. Сидят в полном обмундировании и каски на коленях держат. На коленях же и лекции записывают. Парт у них не было. Я к ним сама приходила с лекциями, и нам выделяли актовый зал. Я читала им историю развития государства и права как зарубежных стран, так и родного Отечества. Я им излагаю материал, который накануне тщательно проработала, выбрав самое увлекательное, а они сидят, даже не шелохнуться. «Ребята, вы что молчите? Вам неинтересно?» – тишина, ни единого звука. «Может Вам про опричнину Ивана Грозного лучше рассказать? Там знаете какие страшные времена были?» Снова тишина. Я думаю, может они уже сбежали, пока я здесь им про судебник Ивана III рассказываю! Но вот перемена и дружный грохот берцев. Мои безмолвные студенты стройным отрядом выходят из аудитории. Также дружно, слажено заходят и рассаживаются по местам, как только я приглашу. «Как к ним подобрать ключ? – думаю, – ведь надо с аудиторией работать. Я как будто со стенами разговариваю!»
Тут мне идея пришла, как их вывести из оцепенения. «Ребята, Вы почему меня не проверяете на КПП? Может я диверсант и запрещенные вещества с собой ношу? А преподавателем просто притворяюсь?» Они захохотали. Наконец-то, живые эмоции!
«Нет, Юлия Владимировна, что вы можете пронести? Если тротил, то в таком количестве, что хватит только вам самой». «А расскажите, ребята, как на войне сражались? Кто-то наверняка служил в Чечне или еще где?» На этом мои лекции про Ивана Грозного закончились!
Начались долгие-долгие повествования про военные действия на грузино-осетинских фронтах, про патрулирование Чеченских городов и аулов… Парни ожили! Воспоминаний и впечатлений море.
«Если из города большим потоком выезжают женщины и дети, жди неприятностей. Или женщины в черных платках стали часто попадаться, тоже избегай массовых скоплений». Историй про бородачей столько, что не переслушать. Теперь я прихожу на лекцию, а они уже на крыльце ждут. «Юлия Владимировна, какое разрушение может причинить один килограмм тротила? Как следует себя вести при угрозе захвата заложников? Кто такие бородачи и чем они отличаются от духов?»
И вот, настало время приема экзаменов. В день сдачи у нас отобрали актовый зал, и мы оказались без единственной учебной аудитории. Я к начальству. «Юлия Владимировна, идите с ребятами в бомбоубежище и там наздоровье принимайте свои зачеты. Ребята, проводите госпожу преподавателя в бомбоубежище». Делать нечего, пошли. Спустились на минус какой-то этаж. Впереди и сзади берцы грохают по ступеням. Здоровые, крепкие ребята сопровождают беременную женщину в бомбоубежище экзамен сдавать по истории государства и права России. За нами Саша бежит: «Юль, вы куда идете? Куда вы спускаетесь?» «В бункер», – дружным хором отвечаем.
Летом я родила дочку. Осенью Саша вышел из отпуска и до позднего вечера стал пропадать на работе. Теперь мне одной приходилось справляться с домашними делами. Одной гулять с малышкой, готовить обед мужу, гладить ползунки, мыть пол, лечить дочурке насморк, выгуливать собаку. Коляску катала задом наперед. Мамочки на площадках с вытаращенными глазами наблюдали за мной. Потом подходили, знакомились и делились своими переживаниями. Было очень одиноко и скучно. Дни напролёт ходила из угла в угол, как дикое животное по клетке. На руках сопящий комочек. Я каждые пятнадцать минут на кнопку говорящих часов нажимаю. 11:15, 11:30, 11:45… И так до самого вечера. Одиноко, хоть волком вой! Помощников почти не было. Родители приезжали только в выходные, и то на пару часов.
Подруги строго разделились на тех, кто сам сидит с малышами, и тех, кто не хочет омрачать свободу и красоту жизни криками ребенка, пусть даже не своего. Я на них не обижалась: каждому своё.
Через год я вышла из декретного отпуска. Мое решение поддержала Нина Васильевна, мама Саши: «Если считаешь нужным – выходи на работу пораньше. Мы с папой поможем по мере сил». Нина Васильевна многое сделала для нас в это сложное время. У нас с ней был график, кто когда сидит с малышкой. Если у Нины Васильевны в школе уроки, у меня в университете выходной. Если у меня в ВУЗе занятия, она уже рано утром стоит на пороге, иногда вся в инее: «Давай беги скорее на работу, а то опоздаешь. За нас не беспокойся, всё будет хорошо».
Я с огромным удовольствием вернулась к своим профессиональным обязанностям и любимым ученикам. Продолжила публиковать научные труды, разрабатывать учебные пособия и вести большое количество пар. Студентов было море. Я сильно уставала, но была счастлива!
Выйдя из декрета, я решительно вошла на кафедру, дерзко заявив о новой себе. Я создала другой образ, поработала над имиджем. Длинные распущенные волосы, Яркое платье выше колен, очки в тонкой оправе с голубыми стеклами, ненавязчивый макияж и обувь на каблуках. Моя внешность несла новый посыл: «Я вам не ущербный человек или случайно забредшая калека! Я научный деятель и ваша коллега! Вам придется меня принять и считаться с моим присутствием. Если у вас зрение отобрать, стали бы вы теми, кем стали?
Я переступила через себя и научилась мыслить иначе. Вы тоже поправите свои покосившиеся короны и подвинетесь, освобождая мне пространство в коллективе. Я многое пережила и выстрадала. У меня теперь длинные и крепкие когти. Я поборюсь за место под солнцем».
В 2013 году директор института открытого дистанционного образования пригласил зайти в удобное для меня время. Я не стала откладывать в долгий ящик и пришла к нему на прием. Меня встретил очень интеллигентный человек с мягкими манерами и приятным голосом. «Я ценю Ваш вклад в развитие филиала юридического факультета. Также знаю, что Вы с мужем стояли у истоков его открытия. Теперь я его руководитель, и у меня деловое предложение: приходите к нам работать. Наберите команду из ученых и организуйте работу в магистратуре. У меня цель – создать качественную систему образования в институте, а для этого нужны высококвалифицированные кадры и деятельные люди. Вам не придется никуда ездить. Весь профессорско-преподавательский состав здесь».
Я обрадовалась. Оказалось, наше дело, стоившее таких трудов и испытаний, не загублено, а, напротив, процветает. Директор мне тоже приглянулся – порядочный, добрый человек. Теперь я успевала работать по трем направлениям: очники, заочники, дистанционники. Весь спектр существующих форм обучения был передан под мою ответственность. И снова тысячи студентов со всей России, особенно много с Севера: из Читы, Ханты-Мансийска, Тюмени, Ямала, Якутии, Бурятии.
Интересно работать с магистрантами. Я их почти усыновляю на время учебы, и неважно, сколько им лет – пятьдесят, шестьдесят или еще больше. За два с половиной года их обучения мы столько раз пересечемся в дискуссиях или претензиях! Сто раз поругаемся и столько же раз помиримся. А когда подходит время выпуска, жаль расставаться. Иногда стою на страже интересов магистрантов, а иногда защищаю преподавателя или сама от них защищаюсь. Не всё безоблачно. Впереди немало трудностей. Столько еще предстоит сделать и пережить!
Я постепенно стала полноправным обитателем двух миров: мира людей с инвалидностью и условно здоровых. Но я не хочу, чтобы мы делились по такому принципу. Я сражаюсь за то, чтобы грани были стерты. Люди с
инвалидностью и без должны объединиться в одно гармоничное целое, работать, учиться, дружить, жениться и жить в едином социальном пространстве. Людям с инвалидностью нужно самим повернуться к обществу условно здоровых улыбающимся лицом. Общество, в свою очередь, ответит взаимностью. Нам самим нужно перестать быть теми, кто постоянно просит, перестать относиться к окружающим как тем, кто постоянно должен.
Сегодня я стучусь в закрытые кабинеты и сердца чиновников с главной целью – внедрить в образовательную систему интегрирующие технологии. Я борюсь за создание образовательной среды в ВУЗе, в которой было бы уютно всем. Много выступаю с наработками перед научным сообществом. Поднимаю проблемы правового регулирования перед законодателями. Иногда меня слышат. Иногда захлопывают двери перед самым носом. Например, на уровне федерального собрания сейчас обсуждается поправка к закону Об образовании, дающая возможность людям, потерявшим профессиональную квалификацию по причине инвалидности во взрослом возрасте, бесплатно получать второе высшее профессиональное образование, обрести ту профессию, которая способна вернуть к активной трудовой жизни.
Я не одинока в своих стараниях, но для результата нужно, чтобы нас было ещё больше.
Спасибо всем, кто проявил интерес к моим дневникам и дочитал их до конца.
