Шумова Юлия.
Профессиональный путь незрячего юриста и ученого.
Шаг второй.
Мои комплексы и страхи. Я попадаю в секту. Мои новые друзья. Работа в общественной организации. Экстернат. Бурный водоворот жизни.
Аудиоверсия читает Инесса Зайцева
Осенью 2001 года меня перевели на второй курс юридического факультета. С каникул я вернулась отдохнувшая и полная надежд на лучшее. Да и было от чего надеяться. Я стала еще более независимой в передвижении. По университету научилась ходить самостоятельно. Правда, пришлось за это дорого заплатить: ссадинами, царапинами, синяками, ушибами. Тростью пользоваться я стеснялась. У нас в обществе к человеку с белой тростью относятся не всегда адекватно. Взять её в руки – значит расписаться в собственной ущербности и немощности. Парни больше не подойдут знакомиться. Девчонки тоже будут испытывать неловкость, гуляя со мной. Без трости, рассудила я, можно сойти за обычного человека. А стоит вооружиться ею, станешь калекой для всех.
Тем не менее, школа ориентировки в стенах университета была пройдена, и я с легкостью и уверенностью почти летала по коридорам. Я безошибочно определяла на слух, когда нужно повернуть направо, когда – налево. Уяснила, где спуск, где подъем. По циркуляции воздуха тоже удавалось многое определить. Я научилась слышать пространство по отражению звука моих каблуков от препятствий. По тому, с каким преломлением звучат голоса ребят, я могла определить поворот. Когда звуки становились глухими, и пространство как будто блокировалось, я понимала, что впереди стена или другое сплошное крупногабаритное препятствие. Значит нужно сбавить шаг или обогнуть его. Главное – не привлекать всеобщего внимания, двигаться плавно и осторожно. Наконец, у меня всё это стало здорово получаться. Я осмелела настолько, что покупала в буфете чай или кофе и, искусно маневрируя, шла в общем потоке, ухитрившись никого не облить.
Вот только с друзьями у меня были проблемы. То есть знакомых было огромное количество, но они совершенно меня не понимали. Например, ребята никак не хотели запомнить, что я не могу видеть фотографии, картинки или тот предмет, на который они указывают. А я не понимала, почему они, минуту назад помогавшие мне найти стул или переводившие через дорогу, забываются и просят «заценить фотки». Не в силах изменить их отношения ко мне, я просто смирилась. Что поделать, если у них нет опыта общения с такими людьми, а может им психологически сложно было принять мою особенность.
Когда девчонки настойчиво показывали мне фото своих парней или тыкали в толпу, мол, видишь, видишь, вон, вон он пошел?! Я говорила, смеясь: «Вы хорошая пара… наверное.»
Однажды я позвонила в дом культуры всероссийского общества слепых. Узнала о ближайшем мероприятии и поехала искать единомышленников и «товарищей по не-видению». В первые же пятнадцать минут мне устроили необычный допрос. «Ты из каких будешь? Кондыбинских или Моргослепов?», «Я из Уфы», – наивно отвечаю. Ребята смеются. «Странная ты какая-то. Какая Уфа? Ты Моргослеп или Кондыбинская?» Я забеспокоилась: что за ерунду они несут! «Ты что, не знаешь, кто такие Моргослепы? Если человек чуток видит – значит Моргослеп. Если совсем ничего, Ну, хы! хы! хы! «снайпер» – значит Кондыбинский». «Я не из тех, и не из других, да и какая разница?!» – обиделась я.
Вернулась в общежитие расстроенная. В голове одни Моргослепы и Кондыбинские. Какая кому разница? Главное ведь – человеческие качества! Да и прозвища какие-то дурацкие. Моргослепы и Кондыбинские! Мне со зрячими сложно, а со своими невыносимо!
Насти в комнате не оказалось. Соседи сообщили, что она просила меня подняться в 812-ую, срочно, обязательно. Я поднялась, и каково было мое удивление обнаружить подругу в большущей компании студентов, которые с благоговением слушали проповедь начинающего пастора братьев-протестантов. Оратор призывал нас объединяться. Вместе искать путь к истине и верить в Бога без икон и прочих религиозных атрибутов. Он призывал всех приходить на воскресные занятия и стать частью единого организма, молящегося за отпущения своих прегрешений и грехов человечества. «Братья и сестры, – вещал оратор, – только тот, кто уверует в христианского Бога, спасется от греха и горения в адском пламени. Младенец грешен, зачат во грехе и мать его грешна!»
Я затеяла спор. Мне не понравилось изречение о том, что спасутся только братья-христиане. «А как же представители других конфессий? Чем они хуже? Почему они недостойны спасения? Для чего обособляться? Такое обособление сеет предрассудки и вражду». «Ну зачем ты, Юль, разве он неправ?!» – возмутилась подруга. У Насти горели глаза. Она как будто пребывала в состоянии эйфории. Мы почти до самого утра проспорили о том, что является сектой, а что – нет. Я говорила, что православная церковь не ходит по домам и не заманивает в замкнутый коллектив с авторитарным лидером. Настя воодушевленно возражала мне и собиралась вступить в общество «братьев и сестер». Так постепенно мы с Настенькой стали отдаляться друг от друга. Она с головой ушла в новую высокодуховную христианскую жизнь. Теперь люди стали для неё делиться на своих и чужих. Я тоже несколько раз побывала на их проповедях, но только из желания угодить подруге. Однако всё во мне бунтовало: Не моё это! Не моё! Глупость! Ханжество! Средневековье! Они же все Зомби! А авторитарная позиция их духовного лидера, брата – ничто иное как искажение традиционной религии ради полного и безоговорочного подчинения пастору! На их духовных занятиях многие плакали, танцевали, занимались самобичеванием.
Настя тоже была недовольна моими новыми знакомыми. По её мнению, они были черезчур крикливыми, а некоторые (о ужас!) матерились и пели песни «Сектора Газа». Я же, напротив, всё больше погружалась в атмосферу студенческой веселости и безбашенности. В моих новых друзьях мне нравились остроумие, беззаботность и великолепное чувство юмора. Мы рассуждали об экзистенциальном вакууме, говорили о политике, истории, исполняли песни Виктора Цоя, группы «Чиж и Ко». Иногда, загулявшись до поздней ночи, я возвращалась счастливая и довольная. Начались золотые дни моей студенческой жизни. Новые друзья принимали меня такой, какая я есть, никогда не интересовались, из каких я буду: Кондыбинская или Моргослеп.
«Дружишь с какими-то чудиками» – ворчала Настя. «Ты странно смотришься среди этих людей. Ты великосветская барышня, утонченная, даже аристократичная, а эти?» Настя презрительно морщилась. «Шутки у них дурацкие, и вообще!»
Зимой 2002 года меня пригласили на семинар, который проводили ребята из Московской общественной организации «Перспектива». То, чем занималась организация, мне пришлось по нраву, и я с радостью согласилась работать у них в команде. Мы часто ездили в Москву на установочные семинары, а по возвращению с огромным энтузиазмом бомбили кабинет администрации, добиваясь установки звуковых светофоров, постройки пандусов и других приспособлений для колясочников, реконструкции зданий общественного пользования, чтобы окружающий мир стал общим для людей с инвалидностью и без. Мы боролись за идею интегрированного образования и толерантного отношения к людям с инвалидностью. Мне только был неприятен кричащий лозунг «Смотри на меня, как на равного!» Опять ерунда! Просто живи обычной жизнью. Просто не требуй в пивном баре скидку, ссылаясь на свою инвалидность. Не попрошайничай! Не кричи на каждом шагу о своих печалях, у других они тоже есть и порой не меньше, чем у тебя. Это я крепко усвоила, живя бок о бок с обычными ребятами. У одних уже не было в живых родителей, и им приходилось работать ночами, чтобы оплачивать обучение. Другие были сиротами с младенчества и тоже карабкались, как могли. Иными словами, трудностей у всех хватало.
Не скажу, что всё было гладко в моём сотрудничестве с «Перспективой». Например, я боялась выступать перед аудиторией. Только приходит моя очередь говорить, у меня будто голос пропадает. Пересиливаю себя и всё равно не могу совладать с речевым аппаратом. Просят продумать идею для проекта – у меня, как назло, никаких мыслей. Однако были любимые проекты. Один из них – проект «Группы взаимной поддержки». Его вела я сама. Обзванивала ребят с инвалидностью, которые сидят дома, и приглашала их прийти и поделиться своими проблемами. Собиралось до пятнадцати человек, и каждый делился не только проблемой, но и опытом её решения. Мы пили чай за доверительной беседой. Подробно разбирали трудности жизни с инвалидностью и через индивидуальный опыт участников искали верные пути.
Ребятам проект нравился, им становилось легче на душе, и они обретали новых друзей.
Мне стало непросто совмещать учебу с частыми командировками в Москву, и я решила оформить индивидуальный график обучения. Пришла к декану и подала заявление с просьбой перевести меня на экстернат. Училась я на «отлично». Декан об этом знал и не стал возражать. Так я ускоренным темпом торпедировала к выпуску. Сама планировала график сдачи зачётов и экзаменов, договаривалась с преподавателями, старалась всё состыковать.
Я была готова окунуться в водоворот новой, активной жизни. Я не ощущала страха. Мне хотелось скорее нырнуть в этот водоворот и грести к успеху против течения.
